Новости

06.05.2010: Индия. Путешествие в поисках нирваны, или Укрощение строптивых-3

Продолжение. Начало читайте:
Индия. Путешествие в поисках нирваны, или Укрощение строптивых-1
Индия. Путешествие в поисках нирваны, или Укрощение строптивых-2

«Танька, не бери ананас за три доллара, бери за два, торгуйся!» - раздается истошный крик над нашей тихой гаванью. Это в отель заехали новенькие - большая группа женщин из Мурманска. Такое ощущение, что дорогие путевки им по скидке предоставил профсоюз.
Отель, конечно, вздрагивает - но переносит это стоически. Да и потерпеть-то нужно недолго, всего пару-тройку дней - потом эти тетеньки обмякнут, как прошлогодние груши, и станут такими же, как и мы - безмятежно-спокойными и ласковыми. Пока же мы по праву старожилов чувствуем себя на рубль дороже, чем они. Индия с ее знаменитой традицией кастовости этому очень способствует.

Взятка за сбычу невесты
Закон о запрете кастовой дискриминации был принят здесь еще в начале 50-х. Но можно сказать, он не действует. Как нельзя было жениться по любви в прошлом веке - так нельзя и сейчас. От нашего гида Нитеша, например, отреклась мать - за то, что он женился на девушке из другого круга. Сам он относится к третьей касте, к которой принадлежат бизнесмены, а она — ко второй, где военные. По нашей логике, все должно было быть наоборот — радоваться бы, ведь каста его жены престижнее! - но в Индии все сложнее. А вот родня его супруги такому жениху наоборот очень даже обрадовалось. Вероятно, потому, что Нитеш не взял за невесту денег.

Самое страшное несчастье случается у индуса тогда, когдау него рождается дочка. Это очень накладно, и вот почему: чтобы сбыть ее замуж, семья должна накопить огромные деньги. Собирать средства на приданое начинают с момента рождения. Существует целый рынок расценок: жениха-врача можно заполучить, например, только накопив миллион рупий (чуть больше 20 тысяч долларов). Инженеры идут по 700 тысяч, наш гид-переводчик Нитеш стоит около 500. Но он женился по любви и от денег благородно отказался, поэтому мама его и прокляла.
Женятся в Индии обычно так: когда парню исполняется 26-27 лет, родня его спрашивает — ну что, жениться-то хочешь? И если он говорит «да» - начинается поиск невесты. Через многочисленных родственников и знакомых ищут девушку из той же касты, только моложе лет на 6-7. Все это время (к слову об изобретенной в Индии Кама-Сутре) молодой человек остается девственником. Наконец таких девушек находят и начинается конкурс портфолио: кандидатка должна представить на суд потенциальной родни свое фото в сари, в европейском платье, в национальных брючках и в джинсах. Родители начинают их рассматривать, как журналы мод. Понравившуюся приглашают на собеседование и начинают задавать вопросы: сколько зарабатывает отец, сколько народу было на свадьбе старшего брата, где была свадьба и что ели? Это устный экзамен. Есть еще письменный — когда проверяют грамотность, требуя написать письмо на двух языках, и модельный, когда просят пройтись по комнате — туда-сюда, туда-сюда... После этого зовут священника и начинают сравнивать гороскопы. Теоретически у будущих супругов должны совпасть 27 позиций, что почти невозможно. Если совпадают только 15 — это плохо. 18 — уже терпимо, а 24 — просто вечная любовь, выше уже не бывает. И только после этого родители знакомятся и начинают обсуждать размер взятки за сбычу невесты. Если родители девушки явно готовы переплачивать — значит, она - форменная уродка. Потом покупаются кольца и назначается свадьба, в ходе которой жених и невеста наконец имеют шанс познакомиться. Примерно 30 процентов современных молодых людей плюют на традиции с высокой колокольни и женятся по любви.
Но семья таксиста, который выпрашивал у нас чаевые, к ним явно не относилась. Потому что он все время поднимал глаза к небу и умоляюще повторял: «У меня пять сестер! Пять сестер!».

Читайте Киплинга
У сожалению, эта кастовость не распространяется на храмы. Кем бы ты ни был - богачом или нищим - перед богами должен быть одинаково гол и бос. В буквальном смысле этого слова. «Женщин это не касается» - успокоил нас гид, энергично снимая с себя рубашку на входе в храм Сушиндрам. Но с обувью нам все равно расстаться пришлось. Начитавшись индийских впечатлений Марии Арбатовой в книжке «Дегустация Индии» мы в принципе были готовы к тому, что у некоторых храмов иностранцам будут по несколько раз продавать одни и те же хлопчатобумажные носки. Но тут — рядом с роскошнейшим строением нежно-салатового цвета, густо облепленным искусно вылепленными фигурками всех индийских богов, коих в Индии примерно 33 тысячи — правила были строже. Только босиком — по каплям небрежно разлитого масла, занесенной с улицы грязи и каким-то мокрым лужицам непонятного происхождения. Если и говорить о человеческой спеси - то она располагается именно здесь. В пятках.
Торговаться нам пришлось с вечностью: когда ты еще сможешь сюда попасть? Поэтому по храму, который занимает пять гектаров, я хожу как балерина на цыпочках, стараясь не смотреть вниз. Быстрей, быстрей — мимо залов с огромными чашами, в которых плавают лилии, мимо клетки с огромной гипсовой коровой, прутья которой неистово целует молодая девушка, мимо картинок совокупления на стенах, которые ввергают европейцев в краску, и бога Обезьян — оптимистичного и радостного, к которому мужчины приходят за исцелением по вторникам, четвергам и субботам...
Храм выталкивает нас из себя, как инородное тело. Наверное мощи православных святых вызывают у индусов такой же ужас, как у нас — все эти узкие комнатки, из глубины которых смотрят божки.
На лицо нашего экскурсовода грустно смотреть. На наши лица - тоже.
И потом мы сидим на лавочках, дожидаясь своей очереди на кораблик, и грустно думаем - почему Индия пускает к себе не всех? Стены позитивно-розового зала ожидания исписаны многочисленными «Здесь был васями», только на английском языке. По стенам висят фотографии — на одной изображено несколько роскошных храмов, которые в качестве подарка море выбросило после цунами — и они растут теперь на морском дне, как подводные грибы. Но нам туда дороги тоже нет. Наверное с нами что-то не так - потому искреннее желание припасть к корням человечества утыкается в генетический код, который мы возим с собой, как чемодан без ручки.
Для того, чтобы это понять, в Индию можно было бы и не ехать. Можно было просто перечитать Киплинга, и понять, наконец, что он имел в виду, написав: «Запад есть запад, Восток есть восток, и вместе им не сойтись».
-Извините, - вдруг вырывает нас из философских грез смуглая женщина в сари. И продолжает смущенно: - Я сижу дома, никуда не выхожу и никого не вижу, кроме своего мужа. Можно вас попросить снять очки, чтобы рассмотреть повнимательней. Так интересно! Надо же - совсем другие люди...»

Нерыбный четверг
Вчера в наш отель пришла рыбалка. Как цирк Шапито, который выступает перед туристами по утвержденному графику. Итак: 7 утра, занимаемся йогой — вдруг в музыку привычного птичьего пения врывается еще чья-то ария. Поют мужчины. Хором.
Рыбацкие деревни окружают отель справа и слева, рыбаки путешествуют со своей сетью по всему побережью, пришла очередь и нашего пляжа. Невод белым пузырем очерчивает в море круг, который, сжимаясь, становится все меньше и меньше. Тащат его с двух сторон двадцать полуголых мужиков. Они меняют друг друга в строгой очередности, и поют нескончаемую песню – но не заунывную, как бурлаки с Волги – а радостную. Все это напоминает танец, или ритуал - будто они выманивают рыбу из моря песней. Проходит полтора часа. Пот заливает худые торсы. Последние метры особенно тяжелы. Сеть обмякает, как убитое животное. Видно, что она подозрительно легка. Так и есть. Ни-че-го! Пять жалких рыбех! Самая большая, судя по всему, для людей ядовита — ее добивают палкой и кидают птицам.

Мелкую рыбу дарят детям. Мы не хотим этому верить, залезая в сеть вместо рыб со своими фотоаппаратами. Улова не хватит даже не то, чтобы поесть тем, кто эту рыбу столько часов ловил! Русские ошеломленно молчат, французы сентиментально подносят к глазам салфетки. Швейцарка Розмари считает, что все это — результат подводных взрывов, и громко обещает написать статью в местную газету. Как ведут себя сами рыбаки? Никак. Не машут руками, не рвут на себе волосы и не плюют в сторону моря. Вместо перекура у них пережев: меланхолично пожевав разновидность местного наркотика – бекет - они растягивают сеть сушиться на песке. Теперь она похожа на круги, которые рисуют на наших полях инопланетяне. Потом загружаются в лодку и уплывают, как не было. Как видение, смысл которого еще надо переварить. Вечером, когда мы идем гулять на камни, мы натыкаемся на следы их пребывания – горы шелухи от мидий, которые рыбаки сбивают с утесов. Этим они и питаются - перед тем как отправиться к следующему пляжу и снова закинуть сеть. И так каждый день! Как век назад, а может и все десять. Попытка усовершенствовать дедовский метод все равно ни к чему не приведет: даже если рыбак поймает в несколько раз больше рыбы – сын его все равно останется рыбаком, не имея права перешагнуть через границы той касты, в которую их определила судьба. Изменить ее невозможно, поэтому спешить им некуда и незачем. Все, что не успел сделать в этой жизни - доделаешь в следующей, когда явишься в другом воплощении. Может, станешь раджой, может, камнем, а может собакой. Не уверена, что это способствует прогрессу - но вот нервы человечества бережет однозначно.

О природе смирения
- Я вам что — цыпленок на вертеле? - бурчу я, когда массажистки, предварительно натерев меня каким-то жгучей пудрой с запахом перца, засовывают в деревянный ящик, подогреваемый газовой горелкой.
- Почему цыпленок? - взмахивают руками они. -Ты — рыбка! Прекрасная золотая рыбка!
Сил сопротивляться больше нет. До этого по телу долго стучали мешочками с травой, поджаренными на сковородке, будто выгоняли зло. Потом полоскали тело в горячем масле. Затем терли его какой-то рисовой кашей, лили в глаза желтую липкую субстанцию и укладывали на веки компрессы из цветочков жасмина. Поэтому я покорно залезаю в ящик и думаю.
А думаю я о природе смирения, которой нам научиться так и не удалось. Каждый вечер мы наблюдаем одинаковую картину — как живые иллюстрации из учебника пятого класса к главе про рабовладельческий строй: несколько человек, выстраиваясь в цепочку, беспрерывно носят на голове в тазиках песок.

Несколько часов подряд, без перекуров и перерывов на обед. Мимо них проходит красивая жизнь в синих халатах, которая, отлежав на своих гамаках, переодевается к ужину в белые одежды и садится за аюрведический ужин, любуясь звездами. Казалось бы — зыркни ты со злостью на этих бар, которые проматывают на здешних курортах целые состояния. Но нет! Из всего спектра человеческих эмоций — только кротость. Из всей палитры улыбок, которыми владеет мир, от искусственно-американских до напряженно-британских, здесь – самые искренние. В Индии люди словно вспыхивают изнутри, как электрические лампочки. Идешь по городу — и весь город тебе улыбается. А ты несешь им навстречу свое озадаченное лицо и думаешь: так не бывает...
Кажется, я начинаю понимать, почему у многих приезжающих сюда туристов «сносит крышу» и они не хотят никуда уезжать. Дело не в райском климате, который напоминает тебе место, в которое ты когда-нибудь обязательно попадешь — а в разлитой в индийском воздухе атмосфере невероятного дружелюбия.
Они догадываются, конечно, что где-то далеко есть совсем другая жизнь, и для этого не надо ехать за три моря: в линии бедных хижин вдоль дорог изредка встречаются вставные зубы каменных особняков с роскошными колоннами, построенных их же соотечественниками, индусами, которые уехали за длинной рупией в Дубаи. Но у подавляющего большинства здешних жителей жизнь не другая, а эта: как у моих массажисток, которые работают без выходных, возвращаясь домой вечерним автобусом только для того, чтобы приготовить и постирать.
- Попробуй, пожалуйста, булочку, если вдруг зайдешь в немецкое кафе. Расскажешь потом, как это примерно было, - просят они, провожая меня в город. В их словах ни зависти, ни злобы — просто неосуществимая мечта поменяться жизнями хотя бы на время.

Реабилитация нирваны
«Здесь не орут дети, на гавкают собаки и не истерят люди», - забила я в ноутбук последнюю фразу отправляясь в аэропорт, готовясь к возвращению к привычную жизнь со всеми ее стрессами. А Индия, оказалось, приготовила напоследок еще один сюрприз, оттянув этот момент по максимуму.
Это был самый спокойный и самый дружелюбный на свете самолет, потому что летели в нем вроде бы наши граждане, но совсем другие люди. Спокойные — будто заряженные и зараженные. Они вежливо уступали друг другу лучшие места, обменивались самыми лучезарными улыбками и ничему не раздражались. Вообще.

Вы, конечно, хотите узнать - надолго ли мне хватило этого заряда? Скрывать не буду: ненадолго. Но теперь, когда у меня появляется повод разозлиться, в груди моей вдруг начинает адски печь - будто перец, которым меня неистово терли все эти две недели в Индии, пытается погасить этот внутренний огонь еще до того, как он вспыхнул. Это индивидуально, конечно: у моей сестры, например, ощущения иные - что масло, которым нас поливали с головы до ног, проникло в кровеносную систему и теперь несет по ее телу одну сплошную гармонию.
То, что человек возвращается из отпуска измененным, вовсе не удивительно.
Удивляет совсем другое: что из отпусков мы возвращались много раз - но раньше ничего подобного не было.
Стоило ли ради этого ехать в Индию? Безусловно. Хотя бы для того, чтобы вернуть заезженному благодаря Курту Кобейну слову «Нирвана», которое переводится с санскрита как «состояние непроходящего покоя и удовлетворенности» - его истинный смысл.

Галина Сапожникова

Фото автора и Вадима ШЕРСТЕНИКИНА

http://www.kp.ru/