Новости

10.08.2009: Китай. Урумчи. Вслед за Обручевым и Рерихом

Урумчи - очень длинный город. От южных рубежей, где располагается зоопарк, университет и знаменитые пивные заводы, до аэропорта, который еще недавно был в предместье, а ныне запирает город с севера, Урумчи протянулся на добрых 20-25 километров. Южная часть путешествия по городу пройдет аккурат по тому пути, которым въехали в Урумчи наш знаменитый геолог и путешественник Обручев и наш знаменитый мистик и путешественник Рерих.
Обручев был в печали. На последней ночевке перед въездом в город он потерял своего самого верного и безропотного спутника, с которым разделил все тяготы китайских дорог от самого Пекина. "Ночью волки зарезали осла. Этот осел служил нам больше года, побывал в Центральной Монголии, Ордосе, Шэн-си и Гань-су." Обручев так расстроился, что ни оставил нам никакого описания Урумчи 1894 года.

У Рериха было еще хуже. Его самого лишили части имущества и чудом оставили в живых. Он в Урумчи вообще не собирался. А хотел из Хотана пройти прямиком на Лхасу, дабы воссоединить в конце концов заблудших буддистов Тибета с их продвинутыми западными (то бишь американскими) собратьями по вере. Понятно, что власти в Лхасе, в Бэйпине, да и Лондоне - в гробу видали великого гуманиста с его идеями, забот без него хватало. Поэтому, паче чаяния, Тибетское предприятие Рерихов превратилось в Центрально-Азиатскую экспедицию, поставившую самого Рериха в один ряд с такими странниками, как Пржевальский и Козлов. А караван великого мистика оказался вместо Лхасы в Урумчи, где Рерих в поисках выхода задержался почти на три месяца. Но благодаря этому у нас есть любопытное описание Урумчи 1926 года.

Южное предместье

"До китайского города следуем по русской фактории. Широкая улица с низкими домами русской стройки. Читаем вывески: "Кондитерская", "Ювелир", "Товарищество Бордыгина".
В начале 20-х годов в Синьцзян выплеснулось довольно много русских и прочих граждан России, которые не смогли ужиться с новой властью. Значительная их часть осела тут, в административном центре полунезависимой от тогдашнего центрального правительства территории. А точнее, в Наньлане - южном предместье Урумчи.

Когда в начале 90-х я занимался поисками остатков русской эмиграции в Западном Китае, то первые встречи состоялись именно тут, в Урумчи. Правда, местные русские были потомками не белоэмигрантов, а эмигрантов из Советской России, а вернее, детьми тех смешанных китайско-русских семейств, которые, по распоряжению великого Сталина, были в 24 часа выдворены из Союза на свою "историческую" родину. А все те, кто ушел за кордон с белыми атаманами, давно покинули Синьцзян и отправились куда подальше (в Австралию, Канаду, Новую Зеландию - а дальше уже и некуда).
Сегодня в Китае около 15 609 русских, около пяти сотен здесь, в Урумчи. Однако, встретив их на улице, вы, скорее всего, не отличите их от китайцев. Да и язык своих дедов сегодня здесь способны понять единицы. Однако они с трепетом относятся к своему статусу "национального меньшинства", дарующему его обладателю ряд немаловажных привилегий - от послаблений в количестве детей до льгот в бизнесе.
А что осталось от "русской фактории"? Почти ничего. Хотя еще 10 лет назад я находил в южном предместье типичные "дома русской стройки", ныне весь город, как и вся страна, - большая китайская стройка. А китайцы не очень ностальгируют по своей старине - что уж говорить о нашей.
Сегодня вся южная часть Урумчи - это, скорее, мусульманский город, населенный в основном уйгурами. Центр его - огромный, похожий по архитектуре на титаническую мечеть, новый рынок Эрдаоцяо. Еще совсем недавно на все стороны разбегались тут грязноватые улочки, отороченные глухими глинобитными стенами с резными воротами. Типичные махалли, которые практически одинаковы по всей Центральной Азии. Теперь от всего этого остались только десятки крохотных квартальных мечетей, обильно пересыпанные многочисленными интернет-кафе.

Но гораздо более приятное ощущение остается от посещения не этих, а обычных кафе, ресторанчиков и харчевен с мусульманской кухней, которыми славится южная часть Урумчи. Тут можно поесть вкусно, разнообразно и дешево. А что может быть значимее и веселее для любого жителя Поднебесной, этой удивительной страны, где каждый уважающий себя гражданин непременно является гурманом и поклонником гастрономического искусства?
Заканчивается мусульманская часть театральной площадью, на которой расположены городской театр и огромный Дом книги. Когда-то именно здесь возвышалась массивная глиняная стена китайского города. И ворота, через которые въехал в город Рерих со своей экспедицией.
Если мерить не по европейским меркам, а нашим, азиатским, аршином, то Урумчи от Алматы совсем недалеко. Более того, оба города притулились у северного подножия одного и того же горного хребта - Тянь-Шаня. Но Тянь-Шань - не какой-нибудь Шварцвальд, потому, чтобы добраться из Алматы в Урумчи, нужно 1,5 суток трястись в "прокуренном вагоне" либо сутки в авто. Тем не менее Урумчи - ближайший к нам крупный город КНР, и потому для нас он интереснее многих других.

Народная площадь
"Долго ехали китайским городом. Тройные стены. Длинные ряды лавок. Продукты разнообразнее, чем в Кашгаре".

То, что Рерих в своем дневнике назвал китайским городом, ныне наиболее впечатляющие своим небоскребным видом центральные кварталы Урумчи. Урумчи расположен примерно в такой же сейсмоактивной зоне, как и Алматы. Потому эти сорокаэтажные здания смотрятся прямым вызовом тем силам, которые до поры до времени дремлют где-то в недрах Земли. Особенно впечатляет вид на них с Народной площади - еще одного центра современного города.
Народная площадь - официальный плац областной столицы. У нас, несмотря даже на некоторые усилия городских властей, такие площади так и не стали местом массовых гуляний горожан, остались пустынными владениями автомобилей, лишь в определенные заранее дни превращаясь в людские гульбища. Перенаселенный Китай не терпит пустых пространств. Потому каждое утро тут, на Народной площади, разливается если не море, так солидное человеческое озеро. Люди, как и повсюду в Китае, спешат перед началом рабочего дня подзарядиться и поразмяться в толпе себе подобных.
И в этом мне видится одно из коренных свойств и один из залогов могущества китайского этноса. Почему они не занимаются своей утренней зарядкой по домам или не ищут для этого уединенных уголков, а нарочито стремятся влиться в толпу соплеменников? Да потому, что дух коллективизма в Китае вовсе не навязан народу социализмом, это коренное свойство нации, не осознавая которого вообще трудно представить себе, а тем более понять дух и душу "природного китайца".

Когда я вижу то, что на Западе принимают за "утреннее ушу", то у меня всегда появляются сомнения в правильности этого тезиса. Во всяком случае, массовая утренняя зарядка, хоть и бросается в глаза и является вроде как основным фактором, собирающим ежеутренние толпы на площадях и в парках, это, скорее, повод. А причина в той необыкновенной тяге, какую испытывает всякий нормальный китаец к толпе таких же, как он сам. Приходя размять мышцы и зарядиться физически, эти люди на самом деле приходят зарядиться энергией от толпы.
Вот и здесь, на Народной площади Урумчи, которая с каждым годом опускается все ниже и ниже на дно градостроительного колодца, если присмотреться повнимательнее, то окажется, что большинство-то является вовсе не заботиться о здоровье, а элементарно "тусоваться", "тереться" в толпе - заряжая себя не упражнениями, а именно этими трениями. Потому-то вместе со спортивно-оздоровительным элементом всенародные бдения несут массу других различных составляющих. И эстетические - все эти танцы-шманцы под хриплые динамики, сохранившиеся, наверное, с эпохи "культурной революции", и военно-патриотические маршировки одетых в цветастые платья бойких старушек с барабанами. И информационные - тут же продаются газеты, которые читают не уходя с площади, чтобы тут же и обсудить с ближними нюансы в изменении внутренней и внешней политики. И торгово-экономические - очень часто это время и это место выбираются для рекламных акций, и почти всегда где-то в непосредственной близости разворачивается импровизированный продуктовый рынок, благодаря которому получают мотивировку посещения площадей домохозяйками.
Большинство персонажей на Народной площади - китайцы-ханьцы. Но, и это все чаще, появляются среди них и уйгуры, и дунгане, и представители от других "13 коренных" национальностей Китая. Площадь не только заряжает людей, но и консолидирует нацию.

Красная гора
"Поднимаемся: на гору к даосскому храму, с богом всех богов: С ближайшей горы виден весь город и округа всех гор и холмов. Лучшее место из всего виденного в Китайском Туркестане".

Городской символ Урумчи - Хуншань - (Красная гора) - возвышается аккурат посередине современного города. Вид отсюда действительно захватывает своей необычной энергетикой, хотя со времен Рериха он изменился до неузнаваемости. Говорю об этом уверенно, потому что сам могу свидетельствовать о тех переменах, которые предстали моему взору, периодически бросаемому отсюда в течение одного только последнего десятилетия.

Перемены столь разительны, что выискивать ориентиры, которые выделялись на городском фоне в начале 90-х годов ХХ века, - ныне занятие сколь интересное, столь и многотрудное. Ощетинившийся хищными зубцами современных небоскребов старый центр Урумчи можно сравнить с кристаллической друзой, которая растет на глазах из перенасыщенного раствора в алхимической лаборатории китайских алхимиков. Признаюсь честно - этот вид на Урумчи с вершины Красной горы для меня всегда одно из самых больших потрясений от КНР. "Всегда", потому что я бываю в Урумчи чаще, чем где бы то ни было, и каждый раз специально поднимаюсь на Хуншань, дабы лишний раз уверовать в то, что китайская реформа не сбавляет оборотов. Не сбавляет!

На вершине Красной горы, как и положено законами цивилизации, живущей по заветам великого фэн-шуя, в тихом (особенно зимой) парке расположились деревянный трехъярусный павильон, невидимая снизу буддийская кумирня и красная кирпичная пагода. Павильон - это, видимо, то, что осталось от даосского храма, в котором побывал Рерих, кумирня своей новизной очень похожа на святилище, недавно восстановленное после погромов "культурной революции". А главный памятник на вершине - именно красная девятиярусная пагода из красного кирпича, давшая название всей горе. Чженьлун та - "Пагода усмирения дракона" - появилась на вершине в 1788 году, в пору, когда цинское правительство в очередной раз устанавливало контроль над мятежными западными провинциями. Понятно, о каком драконе речь.

Здесь, на панорамной площадке рядом с пагодой, где когда-то стоял, разинув рот, великий Рерих, сегодня - самая любимая точка для фотографирования. Сюда стараются прийти все влюбленные и подняться молодожены, чтобы приковать на парапете свои "замки счастья" с выгравированными именами. Когда видишь, сколько этих замков скопилось тут за несколько лет (традиция новая), проникаешься, во-первых, уважением к массовости китайской любви, а во-вторых - пониманием, куда идет цветной металл, собираемый нашими старьевщиками. Красивый обычай - влюбленные запирают свои замки, вешая их на цепь, а ключи выбрасывают вниз, в пропасть. Обрекая тем самым свою любовь на вечность. Правда, внизу, у подножия скалы, часто можно видеть молодых людей, которые озабоченно ползают в кустах, чего-то тщетно выискивая.

Андрей Михайлов
газета Экспресс-К